Интересно что книжка о собаках, получилась книжкой о собаках и нашей любви к ним. А вот книжка о кошках, получилась скорей книжкой о людях

Итак;

Жозе Дале

Спешить некуда

– Висит? – Висит. Здравствуйте, что ли… Эмма Никитична феноменально умела разговаривать, удерживая на губе беломорину. Похожие на крашеный пельмень толстые губы растягивались в улыбке или складывались в презрительную грима-су, но пожеванный бычок висел вопреки всем законам тяготения. Как Ира ни старалась, ее взгляд упорно сползал на эту примечательную деталь помятой физиономии. – Что вы все мне в рот смотрите? Зубы считаете? Квартира плавала в сизом дыму. Обои, когда-то бывшие голубы-ми, теперь превратились в желто-серые – только на самом верху еще можно было видеть их первоначальный цвет. Ира медленно проби-ралась на кухню, чувствуя себя айсбергом, плывущем в сплошном ту-мане. Не хотелось сослепу треснуться об угол или своротить что-ни-будь. – Вы там примерзли или уснули? Идите смело, я коридор еще не заминировала. В кухне все было еще хуже –несмотря на открытую форточку, ше-стиметровое помещение напоминало газовую камеру. Глаза у Иры слезились с непривычки, и только морковная голова Эммы Никитич-ны служила ей маяком. – Вот, – один из шкафов на кухне был выдвинут. Женщина перегну-лась через него и удовлетворенно констатировала: – Живая. Ира последовала ее примеру и увидела зажатый между стеной и шкафом кошачий лоток, в котором приютилась сиротливая какаш-ка. Эмма Никитична лихо перекинула папиросу в другой угол рта и взглядом указала Ире наверх. Там, в тесном промежутке между вен-тиляционным коробом и кухонным шкафом висела Тайка. Цепляясь лапами за раскрошенные деревянные рейки, маленькая черная кош-ка висела там уже почти два месяца. – Она пропала, едва вылезла из переноски. Я фортку открытую держу, чтоб курево выносило, так сразу подумала, что она дала деру. Мне и звонить вам страшно было – хороша хозяйка, у которой кошка в первый же день в окно выбросилась. А потом я ее тут нашла. Не сразу, правда, дня через два –после того, как она у меня сковородку котлет сожрала. Лежу я ночью и слышу: ЗВУКИ… Знаете, когда двадцать лет одна живешь, от полуночного чавканья на кухне обосраться можно. Не помню, как свет включила – тут она, сердешная, и метнулась наверх. А котлеты сожрала, паразитка, потом сутки животом маялась –так из 78 79 своей дырки стреляла, что никаким куревом не перешибешь. Тут я ей лоток и поставила, думала, она недельку повисит и слезет. Она слазит. Ночью. Когда думает, что я сплю. Слазит и шуршит на кухне, по плите шарится, жрет да гадит. Ночью звуков много, но я ее все равно слышу. Дом наш – это же Вавилон чистый… да, Вавилона кусок – шуршит, гремит, бормочет. Вы вот думаете, тишина существу-ет? Нет ее! Я почитай уже девятнадцать лет не сплю, с тех пор как сына убили в первую чеченскую, все прислушиваюсь ночью к тиши-не – оглохнуть можно. И тут она: ТОП-ТОП-ТОП!!! Думает, я сплю… А зачем мне? На сосновых досках высплюсь… Эмма Никитична пожевала потухший бычок, все так же не отводя глаз от Ириного лица: – К утру дом просыпается, начинает дверями хлопать, тут и я встаю. И все – как я встала, так она висит. Почитай два месяца уже. Тайка была дикошарая от слова «совсем», в руки не давалась. Не-сколько месяцев Ира стучала в дверь, прежде чем войти в комнату, чтобы дать этой козе возможность спрятаться, потому что при виде человека у нее начиналась настоящая паника, даже жалко было дуру. Надежду подарила трехлетняя Полинка – в один прекрасный день она просто подошла и взяла на руки полупарализованную от страха Тайку. У Иры зашлось сердце, а ну как порвет, с дикарки ста-нется. Но Тайка повисла безвольной черной тряпочкой на руках ре-бенка, и даже не пикнула, когда Полинка стала жамкать ее совершен-но по-свойски. С тех пор процесс пошел. И вот однажды Ира сочла, что Тайка вполне созрела для переда-чи в семью, да и претендентка, Эмма Никитична, выглядела вполне здравой женщиной. Все складывалось как нельзя лучше, и вот… пол-ное фиаско. Ира тяжело вздохнула и пошла обратно в коридор за переноской. – Дайте мне табуретку, я так не достану. – Чего не достану? –беломорина на губе удивленно дрогнула. – Кошку не достану, – запах курева действовал на нервы, а мысль о том, что всю одежду придется перестирывать – еще больше. Хотя главной причиной Ириного расстройства, конечно же, была неудача с Тайкой. – А зачем ее доставать? Пусть висит. – Нет. Я ее забираю. Это не жизнь. Вы уж извините, но кошка долж-на по земле ходить, а не висеть на стенах. Не получилось так не по-лучилось, наверное, это не ваша кошка. И вы не могли бы хотя бы на время перестать курить – в таких условиях и я бы на стену полезла… Эмма Никитична сощурила глаза и снайперским плевком вы-плюнула окурок в раковину. Словно издеваясь, она взяла с подокон-ника пачку, вытащила и спокойно прикурила следующую сигарету: – Если я захочу, я буду по потолку ходить. Это мой дом. И если моя кошка хочет, она будет висеть, где ей угодно. Это ее дом. А вы заби-райте свою клетку и чешите отсюда. Нашлась тут умная…

Примерно через месяц Ире позвонили с незнакомого номера. – Ирина? – дохнула трубка сипатым шепотом, – это я, Эмма Ники-тична, хозяйка Тайки. Помните меня? – Не то, чтобы добром, но помню. Что случилось? – Угадайте, откуда я вам звоню? Со своего домашнего! Потому что до сотового дотянуться не могу, я и до домашнего-то левой ногой до-тянулась. А знаете, почему? Пьяная она, что ли? – Потому что ее черножопое величество решило слезть и уже два часа лежит у меня на коленях. Вот так, без объявления войны, она слезла, обошла всю квартиру и теперь почивает на мне. Даже мурлы-чет! Вы представляете, мурлычет! Вот, послушайте, я ей трубку дам… У меня все затекло к чертовой матери, но пусть лежит, я ее сгонять не буду. Я терпеливая, мне спешить некуда…

PS. Жозе Дале - это наша красноярская писательница-кошатница. И пишет она не только о кошках. ГордЮсь, что оказалась в одном сборнике с такими людьми. ВотЪ